По-своему увидеть мир
«... Любите живопись, поэты, лишь ей, единственной, дано Души незримые приметы Переносить на полотно...»
Н. ЗАБОЛОЦКИЙ.
НОЧНОЕ, пугающее своей чернотой небо и на его фоне, словно заслоняя от холодной этой бездонности,—букет цветов. Диковинные, похожие на
свечи цветы мерцают празднично и немного таинственно. Они, возможно; излишне декоративны, эти букеты, но такими предлагает их воспринимать автор, самодеятельный художник инженер цеха 253 Владимир Терехин. Жи-вопись (речь идет не о перерисованном по клеточкам пейзаже Шишкина), независимо от исполнительского уровня, это всегда диалог автора и зрителя, который далеко не всегда заканчивается согласием. Но это и не обязательно: важно, что незримые приметы души одного нашли отклик в душе другого, дали ей пищу для эмоций, сдвинули с замшелых камней, обыденных дел, мыслей и чувств.
Для Владимира Терехина нынешняя выставка - вторая. Первая состоялась несколькими месяцами раньше в Доме молодежи. Вот тогда впервые он прочел отзывы о своих работах, одинаково благодарный и тем, кто писал: «Здорово!» и тем, кто утверждал: «Так не бывает…» Нынешняя экспозиция также найдет и единомышленников, и оппонентов. Они и в самом деле спорны, представленные здесь пейзажи, портреты, натюрморты, но тем интересней узнавать, пытаться узнать внутренний мир их автора.
Цветы на черном — это спор со знаменитым «черным квадратом»
А. Малевича, и не менее знаменитые «Подсолнухи» Ван - Гога
— тоже своего рода диалог. Наверное это неизбежно — влияние великих, и Владимир Терехин открыто заявляет о своем преклонении перед неистовым Вин-сентом картиной «Да здравствует Ван-Гог!». И все же, как любой художник, он стремится к освобождению от чужого влияния, к самостоятельному прочтению того, что его волнует, радует, к поиску своего языка, своего почерка, своего «Я в каждой картине, в каждом этюде к ней.
Его пейзажи, не повторяя друг друга по настроению, то полны тишиной и покоем, то тревожат чем-то, спрятанным за ними. Словно не удается тебе прочесть что-то между строчками. Светло и романтично передает художник своё преклонение перед извечной красотой женщины: проливаясь влажной зеленью, струится дерево, осеняя своей тишиной спящую на траве женщину, те же вертикальные линии, подчеркивающие статику лежащей женской фигуру и на другой картине.
А рядом —сказочная «Ночь»: прекрасная, и розовая, с королевской
свитой ночных цветов, бликов, теней — неуловимых и таинственных сокровищ.
И смысловым диссонансом, резким как удар наотмашь, — картины, которые можно условно отнести к гротеску. Огромный именинный стол, за которым среди тупых и пьяных нет места виновнику торжества — маленькому, плачущему мальчику. Символичная женская фигура, олицетворяющая хищную и потому еще более страшную тупость. Картина, названная «Путч» и продиктованная страстным внутренним протестом ее автора против того, что случилось в Чили. Все эти работы сродни плакату: в них символике ясна, легко читаема, адресованная прямо, без недомолвок. И то, что мысли и чувства автора безошибочно находят адресат говорит такой случай: на предыдущей выставке Владимир в спешке потерял надписи к своим работам. Но в книге отзывов какая то посетительница выставки дала свои названия, практически не отличающиеся от авторских.
Внутреннее общение художника и зрителей, которое дают выставки
не единственная форма для Владимира Терехина. Председатель цехового комитета, он взял на себя еще одну нелегкую нагрузку — художника, художника, расписавшего стеклянные перегородки на рабочем месте своей группы и в красном уголке. Витражи? Нет, но все равно красиво, нарядно, празднично.
Л. МАТЯШ.
Заводская жизнь №31-32 (4257-4258) Пятница, 30 апреля 1982г.